Промок под сильным дождем

Он ушел с гордо поднятой головой, ушел, не сказав ни слова, оставив дверь, как прежде, приоткрытой. И теперь он в одиночестве шагал по краю тротуара. С неба понемногу падали капли начинающегося дождя: под ноги, на макушку, задерживались на его тонких усиках и падали вниз, разбивались, играя при этом каждая свою ноту, складывающиеся в одну общую мелодию дождя, ветра, шелеста листьев на деревьях.

Ей подыгрывала гитара пристроившегося под козырьком магазина уличного музыканта, паренька лет семнадцати с длинными стянутыми сзади резинкой в хвост волосами. Капли мягко опускались в черноту раскрытого гитарного футляра, оставаясь там внутри небольшими, еле различимыми точками, потом пятнами, лужицами. Мелодия ускорялась, дождь становился все чаще и сильнее: адажио, анданте. Все быстрее и быстрее: уже аллегро.

Усилился ветер, он то и дело срывал с дерева лист, аккуратно укладывая его к другим пристроившимся на обочине дороги. Подхватывал случайную каплю, на огромной скорости проносил над землей, бросал в случайно подвернувшееся окно, где она на миг замирала, вбирая в себя мокрый асфальт, огромные заполонившие небо тучи, белый просвет между ними, серо-красные панельные дома, паренька-музыканта, и даже его, медленно шагающего по тротуару.

Небывалое чувство свободы кружило голову. Свободен, как те летящие по ветру капли, как оторвавшийся от дерева лист, как сам ветер. Свободен. Аллегретто.

В ее комнате потемнело. Небо медленно стало укутываться шалью серых туч. На оконном стекле повисла дождевая капля, дрогнула и растеклась. За ней вторая, третья. По окну наперегонки побежали небольшие ручейки. Она окликнула его. Еще раз. И еще. Не получив ответа, вышла в коридор. Щелчок выключателя. Внезапно она побледнела. Приоткрытая дверь дернулась и слегка скрипнула: ушел.

Аллегретто. Капли стучали без перерыва, исполняя теперь какую-то авангардную пьесу. Гитарист страшно фальшивил, а вскоре и вовсе собрал лежащие в футляре монеты, убрал гитару и скрылся в ближайшей подворотне. Дождь стоял стеной, как будто какой-то нерадивый практикант небесной канцелярии ненароком опрокинул бочку с надписью «Вода мирового океана».

Он стоял один без зонта, промокший, посреди улицы. Радостное чувство свободы разбилось вдребезги вместе с разлетевшейся от удара об асфальт каплей. Стоять было очень холодно, вернуться позорно, идти некуда.

Ветер прекратил играть и подобно охотничьему псу с бешеной скоростью гнал капли в сторону бетонных плит домов, а прохожих в теплые квартиры, заставлял дребезжать стекла гнул деревья и ломал ветви.

От одной падающей ветви ему еле удалось увернуться. На улице становилось пустынно: ряды шлепающих по небольшим лужам босоножек и пробегающих сандалий сменились изредка преодолевающими потоки воды резиновыми сапогами. Он пересек тротуар и попытался спрятаться у крыльца магазина, но дождь доставал и там. От холода била дрожь.

Вернуться? Он бы вернулся. Если бы мог. А она, наверно, сидит в их любимом кресле под теплым пледом и пахнет… в холода она всегда пахла шерстяным свитером и корицей. Прикрыв глаза, он увидел ее как наяву.

Но когда глаза открылись, образ не исчез. Казалось, она шагала к нему через занавес из дождя, сама, словно ундина, состоящая из капель, и каждый порыв ветра легко мог разрушить ее призрак. Но призрак не пропадал: ее походка, ее куртка, которую она, так легко закидывала на вешалку. Она подошла, наклонилась к нему и улыбнулась – настоящая, пахнущая корицей. Через минуту он уже прислонялся носом к ее шерстяному свитеру.

— Наконец-то я нашла тебя, Барсик, — проговорила она.

Он поглубже забрался под ее куртку и тихо замурлыкал.