Дождик-пастушок
Он был весёлый, бойкий — всюду успевал. И выбрали его небесным пастушком. Целыми днями гонял он по лазурному полю белые отары облаков, стада угрюмых туч, а иногда по ночам – рогатых звёздных оленей. Из тонкой тростинки сделал он свирель и наигрывал на ней то грустные, то радостно-нежные мелодии. Это был дождик-пастушок, неугомонный и неусыпный хранитель небесных стад.
Павлушка подружился с ним сразу. Он тоже был пастухом, только на земле. С детства ходил за отцом в подпасках, а теперь, повзрослев, и сам перенял ремесло, стерёг колхозных коров. В дождливые дни стадо не выгоняли, берегли, и Павлуша благодарно поднимал глаза к небу: «сегодня поспокойней будет». Только белые, в рыжих и чёрных пятнах, Зорьки да Бурёнки смотрели с тоской, мычали заунывно:
— То-ошно!
— Ску-учно!
— Не му-учь нас!
— А я вас и не мучаю, — отвечал Павлушка. – Охота что ли под дождём мокнуть? Сегодня его черёд пасти. Вон он там, по небу, серых телят выгуливает…
— Каких? – повела глазами молоденькая, на тонких ногах, пегая Глашка. – Серых? Посмотреть хочу!
— А иди сюда! – Павлушка взял её за повод и повёл к раскрытой дверце коровника. – Гляди туда. Что там?
Глашка вытянула морду, как только могла:
— Не пойму-у-у… Му-у-утно!
— Эх ты! – Павлуша потрепал её по холке. – Вон они, бычки-то. Лбами толкаются.
— Ага… — согласилась Глашка. – Увидала! Хму-урые…
И обнимая тёплую коровью шею, Павлушка забывал обо всём на свете. Только смотрел, как вздрагивает над деревьями тонкий серебряный хлыстик дождя, как шибко хлещут струи, погоняя тёмное стадо, как сначала неохотно, а потом кучно, сбиваются в одно целое кучерявые облака.
На другое утро дождя не было. Павлуша повёл стадо на дальнюю луговину, за реку. Очень хотелось ему порадовать коровок травяным изобильем, красотой и негой нового места. И всё было, как обычно. Склонялись неспешно к земле большие мохнатые головы, вздрагивали от щекотки мушиных лапок чуткие рыжие уши.
Было утро. Ещё не стих в ракитах соловей, длинные тени стелились по земле. От реки веяло прохладой, и, свежая после дождя, дурманом пахла нежно-зелёная трава. «Сам бы наелся!», — думал с восторгом Павлуша. Золотыми и малиновыми казались в солнечных лучах коровы. Косматые хребты их высились как древние горы. И замирал пастух от странной, каждый день виденной, и всё-таки до дрожи пробирающей его красоты. Только шлепки о землю – тихие, шлёп-шлёп – возвращали его с небес, но и они казались… красивыми, правильными. И без них было бы уже совсем не то.
В трудах и заботах прошёл день, пора было гнать коров на место. Неспешно пересчитывал Павлуша своих подопечных. Всё как будто не хватало одной: двадцать семь вместо двадцати восьми. Три раза он пересчитал их, а потом хватился:
— Гла-ша-а-а!
Насторожились коровы, разом обернулись на ракитник. Павлуша позвонил в колокольчик. Тихо.
— Стойте здесь! Я мигом!
Коровы послушно замерли, а Павлушка ринулся в заречные заросли. Под низкими ракитами чистотел, крапива. Темно – не разогнёшься, не всмотришься как следует. Только и слышал молодой пастух, как плещет рассекаемая хлыстом трава, как мычит за спиной напуганное стадо. Казалось, всё обошёл он и вернулся ни с чем. Низко уронил голову, погнал коров домой.
— Пойдём… Делать нечего! Дождь начинается!
И тут, на полдороге уже, услышали бойкий топот. Оглянулись: Глашка! Со всех ног бежала она за стадом, мычала, мотая головой. А сзади, словно ветром погоняемый, стеною шёл дождь, грозил окатить ледяными струями.
— Ура-а! – завопил Павлуша. – А ну домой, стадо! Да пошевеливайтесь! Чтоб не хуже Глашки пошли.
Так они и вернулись, застигнутые смеющимся дождём. А громче всех смеялся Пашутка:
— Спасибо, друг! Спасибо, дождик-пастушок!
Автор — Дубровина Мария.